Ленора Дюльбер: «Будет государственность – будут крымские татары»

Крымские татары почти 50 лет боролись за возвращение на Родину после депортации. Но борьба продолжается и сейчас. Отличительной чертой крымскотатарского национального движения считается его ненасильственный характер. О том, как изменились методы борьбы крымских татар за свои права с советского периода и до сегодняшнего дня, говорим в программе «Право на свободу» с политологом из Крыма Ленорой Дюльбер.

​

– С момента начала массового возвращения крымских татар на полуостров прошло уже 30 лет. Тогда национальной идеей крымских татар было возвращение, но после достижения этой цели национальное движение не прекратилось, а скорее переформатировалось. Как изменились методы этой ненасильственной борьбы крымскотатарского народа, на ваш взгляд?

– Мне кажется, что в период Советского Союза это все-таки была борьба, борьба за возвращение. Как вы правильно отметили, она стала мобилизующей идеей, которая смогла поднять людей для переезда на Родину и возвращения в Крым. Тогда были другие методы борьбы. Они включали в себя и активную часть, и ненасильственную правовую борьбу с тогдашним Советским Союзом. Что касается периода после возвращения, то это период обустройства, он характеризуется не столько активными, не столько яркими действиями борьбы, сколько активными действиями за право быть хозяевами на своей земле. Ситуация изменилась. Начнем с того, что изменилось государство – государство Украина и Советский Союз, это совершенно разные государства. И в государстве Украина, того «домайданного» образца, были некие правовые гарантии. Поэтому у крымскотатарской элиты всегда была возможность донести свои мысли, быть в диалоге с властью для решения тех или иных социальных, культурных либо политических вопросов крымских татар. Период первого десятилетия Украины для крымских татар – это такой период взаимопознания. Государство пыталось испытывать на прочность крымских татар, то есть за какие пределы они могут дойти в своей борьбе. Но крымские татары взаимно хотели понять, как с этой властью можно общаться, как выстраивать диалог и возможны ли компромиссы.

– Если брать период последних четырех лет в Крыму, какие методы используются сейчас, и что еще имеют возможность делать крымские татары для достижения своих целей?

– Последние четыре года очевидно, что, во-первых, приходится реанимировать в памяти те методы борьбы, которые были при Советском Союзе, причем не в его перестроечный период, а в самый застойный период. Тогда люди ограничивались в передвижении, тогда людей активно сажали в тюрьмы и так далее. Сегодня люди так же ограничены во всех правах, людям отстоять свое право на что бы то ни было и доказать свою правоту перед этой государственной машиной достаточно сложно. У крымских татар ситуация гораздо сложнее. Почему? Потому что с крымскими татарами борются не просто потому, что они с чем-то не согласны, но и в первую очередь потому, что крымские татары очень привязаны к своей этнической идентичности, это не вписывается в ту матрицу «добрососедства и дружелюбия» среднестатистического российского гражданина. То есть крымские татары со своей этнической идентичностью не могут быть просто россиянами. Это и является раздражающим фактором. Поэтому методы борьбы с крымскими татарами и ответная реакция крымских татар чем-то напоминают Советский Союз. Общедемократические ненасильственные методы борьбы остаются прежними – это правовые формы. Несмотря на всю бесперспективность правовых судебных тяжб, крымские татары их используют. Понятно, что это безрезультатно, по крайней мере на территории этого государства. Но иного пути у крымских татар нет.

– Сейчас эпоха «информационной войны», как сейчас говорят, насколько активно этот механизм используют крымские татары?

– Этот механизм используется не только крымскими татарами, но и государством против крымских татар. Мы уже имеем несколько завершенных судебных тяжб по поводу тех или иных высказываний в Интернете либо в иных СМИ. В частности, мы говорим о делах Ильми Умерова и Сулеймана Кадырова. Это как раз тот случай, когда информационные технологии люди использовали для выражения собственных мыслей, и это их право стало инструментом борьбы с ними. Понятно, что российское законодательство сегодня заточено и учитывает все возможности, весь инструментарий, который дают информационные технологии. Понятно, что крымские татары тоже им пользуются, и сегодня социальные сети стали такой информационной площадкой, из которой черпается информация, и стали, наверное, единственным источником информации о происходящем в Крыму.

– Насколько сейчас эффективна эта ненасильственная борьба? И, если сравнивать с советским периодом, когда она была эффективнее?

– Ненасильственная борьба, если замерять по настроениям, всегда такая минорная, местами скучная, как может кому-то показаться. Но для крымских татар иного пути нет. Почему? Потому что нет в традициях резких инструментов борьбы с врагами. Тем более в сегодняшнее время. В последнее время крымским татарам часто вменяют в вину, что в 2014 году они не взялись за оружие и так далее. На мой взгляд, мы за эти 4 года и так слишком много жизней крымских татар потеряли, особенно с учетом нашей численности, чтобы рисковать другими жизнями. Мы думаем о будущем, о завтрашнем дне, а такие перспективы и возможности, которые дает ненасильственная борьба, гораздо эффективнее и важнее по своему содержанию, нежели просто взять автомат в руки.

– В сложившихся обстоятельствах в Крыму наблюдается ли некий спад активности? Или же это подстегивает людей более активно отстаивать свои права, или еще какие-то механизмы изобретать?

– Активность сегодня циклическая. Связана с теми мерами, которые принимает власть в отношении крымских татар. То есть когда возникают громкие дела, череда обысков массовых – люди активизируются. Пока таких «мероприятий» власть не проводит, кажется, что крымскотатарское сообщество такое тихое и спокойное. Люди обсуждают это, люди ни на минуту об этом не забывают, это всегда является темой для разговоров, которые ведутся в среде крымских татар. Мы прекрасно понимаем, что не каждый может взять на себя ответственность и пойти снять какой-то обыск на видео, пойти защитить своего соседа. Это дано не каждому. Здесь нужен определенный уровень ответственности и смелости. Но активная часть людей всегда была, есть и будет. Несмотря на то, что одних сажают в тюрьмы, появляются иные. Такое вот замещение происходит людей, которые готовы взять на себя ответственность.

– В 80 годы национальной идеей у крымских татар было возвращение на Родину, потом она трансформировалась в обустройство в Крыму. Как бы вы сейчас сформулировали национальную идею?

– Я бы не говорила, что национальной идеей крымских татар было возвращение или обустройство. Это была программа минимум на некоторое время. Пусть и долгосрочное, но тем не менее. Это то, что должны были сделать наши прадеды, деды, чтобы люди вернулись на ту землю, с которой их изгнали. Уж тем более не может быть национальной идеей обустройство. Она не настолько содержательна. Идея должна быть мобилизующей, должна быть такой, которая сможет объединить людей несмотря на все их разногласия. Сегодня главной темой для крымских татар является прежде всего государственность. Это то, что сегодня занимает очень много места в рассуждениях и чаяниях крымских татар. Люди не наделяют ее каким-то конкретным смыслом, не говорят о ней в деталях. По моим ощущениям, люди видят в ней некий залог самосохранения крымских татар. Будет государственность – будут крымские татары.

– События последних четырех лет насколько сильно повлияли на формирование этой национальной идеи.

– В первую очередь они и повлияли. Мы поняли, что государство, которому мы были преданы 20 с лишним лет, не способно нас защитить на той территории, на которой мы находимся, и нет никаких инструментов для этого. В очередной раз оставшись один на один с обстоятельствами, которые нас сегодня окружают, эта идея и стала актуальна. Все отношения с Россией начались с заката государственности крымских татар, и сегодня мы к этой ситуации снова возвращаемся. К закату зачатков тех институтов, которые были выстроены в украинский период.