Шевкет Идрисов: «За что нас так наказало государство?!»

Траурный митинг в годовщину депортации. Симферополь, 18 мая 2004 года

В Украине 18 мая – День памяти жертв геноцида крымскотатарского народа. По решению Государственного комитета обороны СССР в ходе спецоперации НКВД-НКГБ 18-20 мая 1944 года из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары, по официальным данным – 194 111 человек. Результатом общенародной акции «Унутма» («Помни»), проведенной в 2004-2011 годах в Крыму, стал сбор около 950 воспоминаний очевидцев совершенного над крымскими татарами геноцида. В рамках 73-й годовщины депортации Крым.Реалии совместно со Специальной комиссией Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий публикуют уникальные свидетельства из этих исторических архивов.

Я, Шевкет Идрисов, крымский татарин, родился 17 мая 1927 года в селе Байгельды (с 1948 года село Трудовое Сакского района – КР) Крымской АССР.

Перед депортацией в состав семьи входили: отец, Али Идрисов, мать Мерьем Идрисова, сестра отца, Хатидже Чингизханова, я, Шевкет Идрисов, брат, Эскендер Идрисов (1930 г.р.), сестра, Гульнара Идрисова (1936 г.р.), брат, Ильяс Идрисов (1940 г.р.). На момент высылки мы жили в селе Ханышкой (с 1945 года село Отрадное Бахчисарайского района – КР), куда привел отец, боясь облав. Немцы жестоко расправились с жителями Евпатории после неудачного советского десанта.

Я работал скотником. А во время оккупации работал на мельнице, ночью носил муку партизанам, где начальником отряда был Михаил Шувалов. В 70-е годы я встречался с ним, но не догадался взять у него письменное подтверждение о том, что помогал партизанам.

Брата Абдувели (1929 г.р.) мобилизовали в Трудовую армию в город Гурьев.

Никто ничего толком не понимал. Многие решили, что ожидается бомбежка, их спасают

Никакие события накануне депортации не предвещали беды.
Было около пяти утра, когда в дверь дома постучали солдаты. На сборы дали 10-15 минут. Во дворе стояла машина, в которой находились старики, женщины и дети. Никто ничего толком не понимал. Многие решили, что ожидается бомбежка, их спасают. Нам зачитали постановление о выселении. Моя мама Мерьем затянула песню, чтобы подбодрить людей. Голос у нее был сильный, чистый, но песня была грустной.

С собой ничего взять не смогли. В сопровождении солдат нас доставили на станцию Бахчисарай. Погрузили в товарные вагоны, где возили скот и не сделана была дезинфекция. Наша семья попала в один вагон. В вагоне было свыше 60 человек – дети, старики и женщины. Никаких санитарных условий не было: ни туалетов, ни воды, чтобы умыться или попить. Иногда на остановках давали баланду: у кого была посуда, мог взять поесть. Из нашего вагона отстал старик Халил – так и пропал.

Узбеки сердились...
Им внушили, что приедут люди с хвостами, которые едят детей

Уцелевших через 18 суток прямо из поезда на ст. Мимотинская (Галляаральский район Джизакской области Узбекистана – КР) погрузили в машины и ночью привезли в горы. Кругом камни. Ни деревца, ни домика. Сами выдолбили что-то наподобие окопов. Со временем каждой семье выдали по пять горбылей (боковая часть бревна, имеющая одну пропиленную, а другую не пропиленную или пропиленную не на всю длину поверхность – КР). А зима выдалась суровой для тех мест. Узбеки сердились. «Это вы с собой привезли», – говорили они. Им внушили, что приедут люди с хвостами, которые едят детей. А пропагандист Кузнецова говорила, что у татар один глаз во лбу.

Ночью привезли, а утром 4 июня солдаты повели на работу дробить камни. В карьерах работали по 10 часов. Вначале выдали по 11 кг муки, крупы. Потом все прекратилось, никакой помощи не было: ни ссуды на строительство дома, ни на сельскохозяйственное обзаведение. Трудовую дисциплину нарушать боялись.

В первые годы узбеки избивали подростков, насиловали девчат. Потом, с годами, многие стали друзьями.

Ежемесячно мы должны были ходить отмечаться в спецкомендатуру.
Двоюродный брат Эдем Яшлавский отсидел 20 лет за то, что не ходил отмечаться. Комендант Сергей Петрович Слепченко был уроженцем Крыма, хорошо знал крымских татар и сочувственно относился к нам. Среди крымских татар назначали десятников, которые обязаны были сообщить коменданту об изменениях в проживании татар.

Голод косил всех... За что, за что нас так наказало государство?!

В марте 1945 года брат Эскендер заболел дизентерией. Его положили в больницу. А дома остались больные малярией мама и братишка. Ни лекарств, ни денег. В доме ни крошки. 2 апреля умерла мама. Могилу копали вместе с братом Эскендером. Собирали курай и жгли в могиле, чтобы маме было тепло. Звать на помощь было некого. Отец лежал больной. Через два дня от голода и тоски по матери умер братишка Ильяс. В больнице от воспаления легких умерла сестра по матери Урие. Умерла сестра по отцу Хатидже Чингизханова. От голода умерла вся семья соседей в один день: отец, мать и взрослый сын. Мы, подростки, хоронили их без савана и дуа (молитвы – КР).

За что, за что нас так наказало государство?!

Голод косил всех. От дальнейшей смерти нас спасло то, что брат Эскендер стал работать в артели, где добывали вольфрам, а там платили бонами (бумажные деньги, вышедшие из употребления – КР). На боны получали продукты и промтовары.

Брат Абдувели был мобилизован в Трудовую армию в г. Гурьев в апреле 1944 года. Он смог найти нас в 1946 году.

Учиться в депортации не мог, закончил 4 класса в Крыму – вот и все мое образование. Не могли в депортации и свободно проводить дуа. Если проводили, то тайно: дежурили у дома, чтоб не вошел посторонний. Не могли свободно обсуждать вопросы возвращения на Родину. Тайно собирались ночью.

В Крым вернулся в 1989 году, но купить хороший дом так и не смог: семья из 6 человек живет на площади 29 кв. м.

После указа 1956 года мы могли свободно посещать родственников, но не могли вернуться на Родину.

Мой отец, Али Идрисов, был афызом (знал наизусть Коран – КР), у него был хороший голос. Узбеки приглашали его вести праздничные намазы.

Я уехал на рудник в Таджикистан. Работал сварщиком, и в 1961 году меня за хорошую работу премировали машиной Газ-21.

На руднике Койташ Самаркандской области нас работало три брата: я, Абдувели и Эскендер. Общий шахтерский стаж – 100 лет. Мы оставили там здоровье, заработали болезни. Эскендер умер в 2004 году, Абдувели – в 2009 году. Я стал инвалидом, совсем ничего не вижу.
Да, в Узбекистане прошла наша молодость. Там мы тяжким трудом в муках обрели себя вопреки всему. В Крым вернулся с семьей в 1989 году, но купить хороший дом так и не смог: семья из 6 человек живет на площади 29 кв. м.

Проживаю в селе Кубанское Симферопольского района.

(Воспоминание датировано 3 ноября 2009 года)

Подготовил к публикации Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий