Нусрет Ганиев: «Родители умерли в Узбекистане, так и не увидев Родину»

В Украине 18 мая – День памяти жертв геноцида крымскотатарского народа. По решению Государственного комитета обороны СССР в ходе спецоперации НКВД-НКГБ 18-20 мая 1944 года из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары, по официальным данным – 194111 человек. Результатом общенародной акции «Унутма» («Помни»), проведенной в 2004-2011 годах в Крыму, стал сбор около 950 воспоминаний очевидцев совершенного над крымскими татарами геноцида. В рамках 73-й годовщины депортации Крым.Реалии, совместно со Специальной комиссией Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий, публикуют уникальные свидетельства из этих исторических архивов.

Я, Нусрет Ганиев, крымский татарин, родился 5 марта 1942 года в городе Карасувбазаре (в 1945 году переименован Белогорск – КР) Крымской АССР.

Дом на улице Боданинского (сейчас улица Серова, 7), в котором я родился, принадлежал моему деду со стороны матери. Сейчас в этом доме живут 4 русские семьи. Домовая книга находится у моего дяди Зеки Зиядинова, который проживает в Симферополе.

Отец мой Иззет Ганиев (1907 г.р.) был учителем. Во время войны у него была бронь: он преподавал в танковом училище в городе Евпатория, готовил танкистов. Семья наша в это время была в Евпатории: мама Айше Гафарова (1918 г.р.), брат Шевкет (1938 г.р.), сестра Диляра (1940 г.р.) и я – Нусрет.

Но, когда немцы вошли в Крым, и отца вызвали в военкомат города Карасувбазар, с ним вернулась вся семья. Во время сбора призывников во дворе военкомата началась бомбежка немецкими самолетами. Военкомат разбомбили, оставшиеся в живых люди разбежались. После этого отец два раза собирал группы молодых парней с целью прорваться в Севастополь, но безуспешно, везде на дорогах были немцы. В 1941 году отец угодил в облаву, и его вместе с остальными погрузили в баржу для отправки в Германию. Моего рождения отец уже не видел. Потом мать с тремя детьми на руках переехала жить в деревню Барын (в 1948 году переименована в Туровку, сейчас относится к категории исчезнувших – КР) Карасувбазарского района, где жили наши дедушка и бабушка и родные со стороны отца.

Депортировали нас 18 мая 1944 года из деревни Барын. Мать, тогда еще совсем юная, с тремя малолетними детьми на руках, ошалела, не знала, что делать: не то детей оберегать, не то продукты брать, не то вещи собирать. К тому времени она успела обзавестись хозяйством: коровы мычали не доеные, куры разлетелись по двору, слезы на глазах… Какой-то сердобольный солдат схватил подушки, сорвал с них наволочки и велел матери побросать туда продукты и что-то из одежды.

По рассказам матери, везли нас долго в «телячьих» вагонах. Я не смогу описать, к сожалению, как нас везли, но, по воспоминаниям ныне покойной матери, это было ужасно. Она все время боялась, что потеряет кого-нибудь из нас. Наконец, пошел слух, что нас привезли в Марийскую АССР. По дороге начали отцеплять то один, то два вагона от эшелона и, таким образом, нас выгрузили на 19-м километре Суслонгерского района (скорее всего, речь идет о Семеновском районе, в состав которого входил тогда поселок Суслонгер – КР).

Здесь был лесоповал. Рядом с одноколейной железнодорожной дорогой в лесу стояли два деревянных барака, туда нас и поселили. Люди, каждые посемейно, отделили себе тряпками по закутку. Во дворе из глины выложили печки, где варили кофе и еду – благо дров в лесу хватало.

Мать сразу мобилизовали на лесоповал. Мы оставались целыми днями одни, постоянно голодали, грызли прессованный жмых, который предварительно жарили на печке.

Мы не знали, что кушать, но нас «кушали» и кусали клопы и вши, которых ничем нельзя было уничтожить. Мать, брат и сестра сразу заболели тифом. Их увезли куда-то в больницу. Я остался один, меня мама доверила соседке. Когда они вернулись, их невозможно было узнать: худые, изможденные, но, слава Аллаху, живые. Живым остался и я, но за это время все запасы продуктов исчезли.

До сих пор перед глазами, как мать зимой одевала какие-то ватные штаны, что-то на себя одевала сверху, брала торбу на спину, шла куда-то в деревню к марийцам и меняла свои чудом сохранившиеся украшения и одежду на картошку. В 1945 году, после войны, нас нашел отец. В военных действиях он не участвовал, так как во время облавы и отправки в Германию был контужен, оглох и до конца жизни больше не слышал. Отец, узнав, что всех крымских татар выселили, поехал нас искать в Узбекистан, но там от родственников узнал, что мы попали в Марийскую АССР, где нас и нашел.

В 1946 году семья пополнилась младшей сестренкой. В 1949 году, после обращения в нужные инстанции, нам разрешили воссоединиться с родными. В Узбекистан нас сопровождал конвойный, там он нас сдал коменданту. В то время, когда поезда трогались, сильно дергались вагоны: так, однажды, я упал с верхней полки и приехал в Узбекистан с разбитой и перевязанной головой.

В городе Янгиюле пустила нас жить к себе тетя Риане, сестра нашей бабушки по матери. У нее была комнатка размером 3х3 м в глиняном доме, сама она перебралась в закуток, где хранила уголь. Вынесли уголь во двор, комнату побелили, земляной пол промазали коровяком. Отец с матерью спали на деревянных топчанах, мы расположились на полу. Зимой от копоти и сажи воняло, летом от жары задыхались и поэтому спали во дворе на земле.

Под стенами и расщелинами жили скорпионы и всякая нечисть. Однажды, когда мне уже было лет 12, ночью во дворе, где мы спали, меня ужалил в живот скорпион. Мать повела в скорую помощь, там, не зная, что делать, развели руками, но посоветовали маме повести меня в ресторан и дать мне выпить водки. Водку я выпил, все обошлось. Через год опять ужалил скорпион в руку, но я уже никуда не ходил.

В 1949 году я пошел учиться в школу. Мне почему-то выдали справку о том, что я состою на учете в спецкомендатуре, для предъявления в школу. Я учился на русском языке, были школы и на узбекском языке. До 4-го класса в школе каждую осень работали во дворе, раскрывая нераскрывшиеся коробочки хлопка, который привозили и вываливали во двор школы из колхозов. Пальцы постоянно болели и под ногтями гноились. Начиная с 4-го класса, нас уже осенью вывозили в колхозы с ночевкой. Расселяли в сараях, собирали хлопок и с нераскрывшимися коробочками. Нам устанавливали нормы.

Надо сказать, что одевать было нечего: до 7-го класса я ходил в школу в узбекских калошах. Я часто, как и другие дети, болел. Директор школы, кстати, кореец, говорил, что я симулирую. У меня на животе появлялись фурункулы – от холода и от грязи. Часто воду пили прямо с арыков, нас никто не лечил. На свой страх и риск убегал домой, после лечения возвращался и получал взбучку от директора школы, он позорил меня на школьной линейке.

Летом помогали родителям зарабатывать деньги. Продавали на рынке воду с родника. В 1952 году мама родила пятого ребенка – Шукрета. С 16 лет пошел работать. Два года не учился, потом понял, что надо учиться и пошел в вечернюю школу. В 1963 году поступил учиться в сельхозтехникум на очное отделение, но осенью забрали служить в советскую армию. Отслужив в армии, я заочно в 1971 году закончил техникум, продолжая работать. В армии в 1965 году наградили медалью «20 лет Победы над фашистской Германией», после на работе награждали медалью «100 лет со дня рождения Ленина».

Надо сказать, что в 1957 году на окраине города Янгиюля вымерз яблоневый сад. Землю раздали людям, в основном рабочим МТС, по 6 соток для строительства жилых домов. Отец устроился работать в МТС сварщиком, получил участок и он. Но, чтобы получить этот участок, отец работал у директора МТС Анатолия Мешкова. В его частном доме отец белил, красил. А я носил на рынок километров три на своем горбу овощи из огорода этого директора, где мама их реализовывала. Мне тогда было 14-15 лет. В общем батрачили…

В 1969 году я с другом Мамбетом поехал в Ташкент на процесс крымских татар (политический судебный процесс над 10 участниками Национального движения крымских татар – КР), там познакомился с будущей своей женой Абибе. В 1970 году мы поженились. У нас родились три сына: Султан (1971 г.р.), Руслан (1974 г.р.), Арсен (1978 г.р.). Жена работала учителем немецкого языка, я проработал в ряде организаций завгаром. Собрали денег, купили свой дом.

С другом Мамбетом помогали инициативникам (членам инициативных групп Национального движения крымских татар – КР): развозили листовки, почту и выполняли другие поручения.

Родители, как и другие крымские татары, очень желали вернуться на родину. В 1987 году я приехал в Крым, договорился о покупке дома в городе Саки, дал задаток. Сразу оформить дом не было возможности в связи с политической ситуацией в Крыму. Я вернулся в Узбекистан готовиться в переезду, но, через два месяца хозяин дома передал обратно задаток – продал дом дороже другому.

Я снова в декабре 1987 года приехал в Крым и нашел для покупки переселенческий домик в селе Михайловка Сакского района. В начале 1988 года я с семьей переехал в Крым. Мы с женой устроились на работу в совхоз «Саки» тепличниками. Тогдашние руководители паспортного стола и Ореховского исполкома приходили к нам домой, принимали решение о прописке и требовали гарантии о том, что мы не привезем к себе родителей. Нас прописали.

Директора совхоза Кубрака я просил перевести меня на работу по специальности в гараж. Он обещал, но не выполнял. Тогда я, проработав в теплице три года, уволился, так как больше не мог работать в сырости. Раньше я два раза болел пневмонией, работая в теплицах, несколько раз попадал в больницу с воспалением легких. В медицинской карточке у меня крупными буквами написано «пневмония». Больше на работу меня никуда не взяли, узнав, что я – крымский татарин – отказывали. Я решил заняться домашним хозяйством и строить дом. До сих пор строю. Тогда наши деньги сгорели в сберкассе по милости Кравчука.

Сейчас мы с женой пенсионеры. Являюсь депутатом Ореховского сельского совета последних двух созывов. Ветеран Национального движения. Читаю Коран на арабском языке, имам села.

Родители мои – отец Иззет Ганиев и Айше Гафарова – умерли один за другим в течение трех месяцев в 1990 году в Узбекистане, так и не увидев Родину. На похороны отца я попал, а на похороны мамы не смог купить билет на самолет…

(Воспоминание датировано 20 октября 2009 года)

Подготовил к публикации Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий